Чистосердечное признание или
попытка воспроизвести историю
создания, существования и гибели "Журнала ТРИЗ", предпринятая его
создателем
"Каждая история имеет свою предысторию и без неё, как правило,
непонятна"
Ф.Лосев
Дальние подступы (от начала до 1985
года)
Чтобы
ты жил во время перемен!
Древнекитайское проклятие
"…Нас
всех подстерегает случай.
Над нами сумрак
неминучий,
Иль ясность Божьего лица".
А.Блок "Возмездие"
Случайно ли
я попал в ТРИЗ - судить не берусь, но, во всяком случае, «если бы ТРИЗ не было, её следовало бы
выдумать...»
Я жил обычной жизнью человека поколения,
рождённого незадолго перед войной, которое потом назвали «шестидесятниками».
Правда, назвать «обычной» эту жизнь
язык не поворачивается: на нашу долю выпали военное детство, голодная юность,
становление личности под прессом тоталитаризма и, под конец жизни, когда,
казалось бы, все резервы личности исчерпаны, ещё одна, антисоциалистическая,
революция.
В войну я
был с матерью в эвакуации в Ташкенте, школу кончал в маленьком текстильном
городке Яхроме в 60 км от Москвы.
Сразу же по
окончании школы в 1957 году не без приключений поступил в очень хороший
московский институт – Институт тонкой химической технологии, по самой престижной
в тот момент специальности – технологии лекарственных и душистых соединений.
Получил как глубокую химическую, так и хорошую инженерную подготовку; их мне
хватило потом на всю жизнь. Кроме того, институт помог мне сформировать
«крепкое» материалистическое научно-техническое
мировозрение.
"...Но он в
аспирантуру не попал..."
Песенка из передачи "В нашу гавань заходили корабли"
Через три
года после окончания института, в 1960 году переехал «за квартиру» в Обнинск, -
в 100 километрах от Москвы,
Шли времена
хрущёвской оттепели, город всего два года назад "открыли" из-за колючей
проволоки. Институт медицинской
радиологии стоили с колышка в
замечательном лесном массиве на берегу Протвы. Во главе института был рентгенолог акад. Г.А. Зедгненидзе; он был авторитетен в
Академии меднаук и у областного начальства, и, вероятно, был почти идеальным
руководителем: набирал хороших специалистов и ни кого не ограничивал в
тематике.
В институте
работали генетики «Дед" Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, его жена Елена Александровна Тимофеева-Ресовская,
В.И. Иванов, радиобиологии В. И. Корогодин, Н. В. Лучник, Ж. А. Медведев, Ю.Т. Тюрюканов, М Н. Мясник, иммунологи
К.А.Кашкин и мой дорогой друг Саша Ярилин.
К сожалению,
в Обнинске не было сильного химика-органика, который мог бы руководить мной, поэтому я сам работал
на кого угодно, – делал новые химические соединения для испытания у
фармакологов, консультировал радиобиологов, биохимиков, биофизиков, иммунологов
– просто потому, что весь институт состоял из добрых друзей-приятелей. Активно занимался туризмом, самодеятельностью. А, как известно, при
такой безалаберности диссертации не пишутся...
Но молодость перевалила через вершину,
оттепели кончились. Чтобы "интеллигенция не вякала", в город назначили секретаря горкома из
глубинки Ивана Новикова– «анти-интеллигента», который с порученным
делом справился, – он "сломал хребет"
не только самодеятельному Дому Учёных, но и всему городу как научному центру.
Практически во всех ведущих институтах начались политические процессы,
людей сажали в психушки, как Жореса
Медведева, выгоняли с работы, как Тимофеева-Ресовского и Васильева (НИФХИ).
Коснулось это и меня. К началу "похолодания" я был всего-навсего членом совета
Дома Учёных, отвечающим за художественную пропаганду. Диссидентом в прямом
смысле я не был и в политику не лез, хотя и был рядом со всеми теми, что шли
через эти «политпроцессы». При «чистке» города меня просто "заморозили" – оборвали естественный
карьерный рост, на долгие годы оставили в том самом состоянии, которое занимал в
момент разгона ДУ.
Я перешёл во
вновь организованный в городе филиал ВИАМ (производство неметаллических
материалов для авиации) и освоился с производством полимерных материалов. Скоро
стал "добротным" специалистом, меня достаточно высоко ценили исполнители из
других предприятий отрасли, но
выше, чем 160 рублей не платили: горком обо мне помнил, и поднять голову не
давал...
Началось
существование в "добрых" застойных годах: на работе нет ничего интересного, хотя
и много бессмысленной организационной нервотрёпки, общение с людьми разорвано,
все газеты - об одном и том же,
книг в продаже почти нет (долгие годы собирал две библиотеки, - себе и
«виртуальным» внучкам - по одной книжке).
И вот на
этом-то фоне мне и попалась отдушина.
Сначала была
статья "Претензия" в Комсомолке (вероятно в конце78 – начале79 года, старые
тризовцы должны её помнить). Она удивила своей злостью: на моей памяти, после
дел "врачей-отравителей" в 53 и "безродных космополитов" в конце 50-х годов, так никого не
травили. Именно поэтому и запомнилась фамилия Альтшуллера. Память подсказала эту
фамилию при просмотре очередного номера "Книжного обозрения" с "Крыльями для
Икара", вышедшими в Петрозаводске в 80 году. Заказал книгу по почте, прочитал,
понравилась идея, но насторожило какое-то нарочито упрощенное, «детское», изложение. Использовать рекомендации
книги непосредственно для работы сразу не смог и спокойно поставил книгу на
полку: «неплохо, - но не для
меня».
Вероятно,
через полгода, осенью 82 года в городской газете попало на глаза объявление о
приёме в городской Университет научно-технического творчества, где упоминалась
ТРИЗ. Вёл Университет Владимир Анатольевич Ефимов, ученик Альтшуллера первого поколения -
«апостол ТРИЗ». Что бы не идти в
вечерний университет марксизма-ленинизма, записался туда. Группа подобралась
активная, учились с интересом.
Формально
НУНТТ я не окончил: пропустил весну второго года обучения из-за воспаления
лёгких, а когда попытался пойти «на второй год», оказалось, что мне нечего
делать в аудитории и, чтобы я не мешал и лекторам, и слушателям, В.А. Ефимов
предложил мне прочесть сначала курс ФСА, а потом добавил ещё и ЗРТС. Не даром
говорят: «Если хочешь понять предмет
по-настоящему, – прочти курс лекций или напиши учебник»; именно в эти два
года я прилично освоил «классическую ТРИЗ».
Встреча с
Альтшуллером (январь 85)
Зимой 85
года я попал на двухнедельный семинар Генриха Сауловича в Пензе, и, как и все,
попал под сильнейшее обаяние личности ГСА. Ассистентами «генерального» на
семинаре выступали Борис Львович Злотин и Игорь Вёрткин.
Первая
самостоятельная работа (зима -
весна 85)
Заговорить с
«самим» ГСА в перерыве между лекциями я рискнул один раз. Перед этим он
рассказывал о том, как ростовский профессор Назаров использовал алгоритмический
подход, применяемый им в диагностике заболеваний, для определения стилей
живописи. Я сказал ГСА о том, что существует принципиальная возможность сделать
такой алгоритм и для диагностики стилей русской поэзии конца XIX –
начала XX веков.
- «А вот Вы сделайте такой алгоритм, и пришлите мне
через три месяца!» -
было сказано им мгновенно, без всякой паузы. Вероятно, у ГСА существовал отработанный приём общения с
активными новичками, предлагавшими всяческие глобальные усовершенствования всего
на свете (Генрих называл такие
предложения «глобзами»)
Конец начала
или предвестие будущего (январь–июль 85)
1. . Склобовский
К.А., Алгоритм распознавания основных направлений русской поэзии конца XIX –
начала XX веков. Обнинск, 1985, 18
стр. Путеводитель по фонду материалов
ТРИЗ ЧОУНБ, вып. 1, Челябинск 1996, № 240, с.53 (5-50),